Часть третья
В ПАРТИЗАНСКОМ ОТРЯДЕ. Продолжение.

Бовкун и Небрат

Однажды в расположении отряда появились вооруженные люди и зашли к нам в партизанский лазарет. Я тогда лежал в лазарете. Один из них, высокий, представительный, взял на себя инициативу в разговоре. Вначале попросился сесть с нами. Партизаны отнеслись к нему с настороженностью, говорят – ищите сами, где сесть, но места не уступают. Он спрашивает: – Ну, у вас здесь что, отряд? – Да. – А что за отряд, партизанский? – А мы не знаем. Пришли какие-то вооруженные люди, и мы остались тут с ними. – А как с немцами – вы с ними воевали или нет? – Мы не воевали, мы ничего не знаем. Ходил-ходил он вокруг да около, затем говорит: «Знаете что, я извиняюсь перед вами, и вы правильно делаете, что мне ничего не рассказываете и секретами не делитесь: незнакомым не нужно ничего говорить. Я – Бовкун, командир партизанского соединения, простите, что не сказал вам сразу». Вот так мы и увидели впервые главное партизанское начальство. Мы, конечно, уже до этого успели понять, что братья Конишевские, командовавшие нашим отрядом, не очень подчинялись ему и старались вести себя независимо. Вначале братья и вовсе хотели быть самостоятельными, но потом пришлось объединиться ввиду наращивания карательных мер немцев против партизан. Более того, отношения между отрядами и их командирами, внутри отряда могли быть весьма непростыми… Летом 1943 года в отряде я увидел среднего роста мужчину в гражданской одежде. Его фамилия была Небрат. Хоть и не сразу, но я его узнал, тем более что фамилия такая удивительная: то ли брат, то ли не брат. Теперешним моим соратником по партизанской борьбе был бывший комендант г. Киева майор Небрат, кадровый офицер. Однажды мы шли с ним на задание вдвоем. Именно в этот момент мне и пришло в голову, что заходил в 1941 году в Киеве к коменданту Небрату, и что мой попутчик он самый и есть. – А помните, – говорю, – в начале войны в Киеве я обратился к Вам за проездными деньгами, а Вы сказали, что деньги кончились и посоветовали продержаться на домашних лепешках, а по прибытии в часть старшина накормит кашей? – Да чего только не наболтаешь в такой неразберихе и в такое безумно горячее время! – отшутился майор. Затем откровенно меня спросил, что я думаю, если он как старший по званию переподчинит себе наш отряд, тем более что все командиры – гражданские, кадровых военных нет, и если сказать им, что он среди нас единственный кадровый офицер – то партизаны выберут его командиром. И стал просить меня вмешаться в этот процесс и уговорить партизан выбрать его командиром отряда. Но я в отряд пришел раньше его, и уже успел понять структуру организации нашего отряда и почувствовать нюансы взаимоотношений между членами отряда внутри его и вне. Здесь почти все командиры – близкие родственники. И они не позволят «чужаку» командовать собой. Так что шанс сменить командование отряда – ничтожен. Я предостерег его от такой затеи и вмешательства во внутренние дела отряда. «Ох, – говорю, – не связывайтесь, у них коллектив такой – все родственники да знакомые, ничего у Вас не выйдет». Небрат меня понял. Но чувствовалось, что ему, старшему офицеру, было неуютно в отряде. Недели две походил Небрат на нашей базе и перешел в другое подразделение отряда «За Родину!», выросшего в целое партизанское соединение с тем же названием и прежним командиром И.М. Бовкуном. А в лесах, в Бобровицком районе, было несколько партизанских отрядов. Больше мы с Небратом не виделись.

Партизанские жены

В середине мая 1943 года раздраженное активными действиями партизан немецкое командование подготовило новую карательную операцию, выделив для этой цели свыше тысячи солдат с придачей артиллерии и танков. Партизанская разведка по десятку различных признаков и мелочей вычислила, что основной удар намечен по третьему партизанскому полку Михаила Дешко. На нашей партизанской базе, расположенной на острове посреди огромного болота и потому неизвестной и недоступной для немцев, было оставлено минимальное количество людей, а основные силы во главе с Дешко ушли навстречу карателям. В базовом лагере тогда оставалось 25 партизан – для охраны и прикрытия отхода основной части отряда за Десну, для соединения с другим отрядом под командованием второго секретаря обкома партии, а теперь – подпольного обкома – Федорова, и борьбы с карателями. В боях с карателями применялась маневренная партизанская тактика засад, неожиданных стычек, отступлений и заманивания на заминированные места… У Михаила Дешко жена тоже была в нашем партизанском отряде, а вместе с ней и жены многих других партизан. Она была смелая, волевая, озорная и находчивая женщина. Когда муж собрался идти на опасную операцию, где мог погибнуть, она в шутку затеяла провести запасной вариант семейного обустройства. Позвала в свой шалаш других партизанских жен и нас, молодых, недавно прибывших. Заявила, что на правах жены командира она первая выбирает себе мужа на случай гибели Михаила, и показала на меня пальцем. «А теперь вы себе выбирайте мужей», – обращается к остальным бабам. Вот так она пошутила. А когда ее муж Михаил Дешко вернулся с отрядом, его жена позвала нас на встречу (и уже самогонку откуда-то притащили; мы выпили по стаканчику со встречей). Мужу сказала: «Если бы ты погиб за Десной, я бы взяла себе в мужья вот этого молодого парня», – и показала на меня. Вот такая была озорница. Партизанские жены делили все тяготы войны вместе с мужьями. На боевые операции женщин не брали – лишь в исключительных случаях – за ними был тяжелый труд бытового обеспечения воинов, они отвечали за «тыл».

Партизан Скачок

Смелым, бесстрашным партизаном был Скачок. Он получил задание командования поступить на службу к немцам, и был определен ими на должность помощника коменданта в Бобровице. Он очень умело разыгрывал в глазах начальства и подчиненных полицейских-предателей свирепого служаку, а сам поставлял партизанам ценную информацию о планах немцев, их дислокации, складах. С особой дерзостью он осуществил ликвидацию нескольких полицейских формирований: появлялся как инспектирующий в сельской комендатуре, делал жестокий разнос, приказывал собрать и построить личный состав – и приводил в заранее обусловленное место под разящий партизанский огонь. Он сам рассказывал мне, как вывел полицейских на опушку леса, велел подождать, пока не осмотрит местность – нет ли кого, и со стороны подал команду: «По изменникам Родины – огонь!» И партизанская засада уничтожила врагов. Немецкая контрразведка его вычислила, но Скачок через верных людей узнал о возможном аресте и сумел вырваться в партизанский отряд. Спустя некоторое время он ночью пробрался к комендатуре, снял часовых и заменил партизанами, затем зашел в спальню к немцу – коменданту гарнизона и своему бывшему начальнику в звании гауптмана (капитана). По образованию тот был инженер. У коменданта под подушкой – пистолет; Скачок тихонько его вытащил и положил к себе в карман, затем разбудил спящего: «Вставай!». Тот встал, и, хоть был напуган, но под подушкой все же начал искать пистолет. «Не бойся, я тебя освободил от пистолета, так что ты меня не убьешь, а если сам хочешь жить, то поехали со мной». И уговорил его: придем, дескать, к партизанам, затем тебя на самолете увезут в тыл, побудешь в плену, а потом отпустят домой... Комендант прихватил с собой переводчицу (это была вторая его переводчица; а первая была нашим человеком и убежала от ареста в партизанский отряд – семь километров босиком по лесу), посадил ее в тарантас и – поехали в лес. Переводчица спрашивает: «Куда едем?». – «В лес», – отвечает. – «Но там партизаны!». – «А я их не боюсь», – говорит комендант. Приехали на партизанскую базу, переводчица видит, что комендант разговаривает с партизанами и не боится их, и начала сильно ругаться: и на своего начальника, и на партизан, да так злобно, что кто-то из них не выдержал и застрелил ее. Коменданта подержали некоторое время в арестантской яме, затем отправили самолетом в Москву. Он очень боялся, что фашистские власти репрессируют его семью, и партизаны обнадежили его: сымитировали кражу коменданта и довели до немцев информацию о том, что он не добровольно сдался, а был насильно увезен.