Часть третья
В ПАРТИЗАНСКОМ ОТРЯДЕ. Начало.

Первая встреча, первые впечатления

Первая наша с Г. Маклаковым встреча с партизанами в Бобровицком районе Черниговской области была, если можно так выразиться, обоюдоострой. Постоянное наличие опасностей на нашем пути после бегства из плена к партизанам требовало от нас соблюдения крайней осторожности, и мы вели себя соответственно, к тому же Маклаков был достаточно опытным разведчиком. Продвигаясь по подсказанному местными жителями и нашей интуицией лесному направлению (на территории Бобровицкого района), мы все ближе подходили к партизанской базе. К 1943 году в нескольких километрах от города Бобровицы объединились в один отряд несколько небольших партизанских отрядов, и образовался вначале батальон, затем – по мере возрастания численности – полк, а потом и вовсе – партизанское соединение из нескольких полков (три полка) и отрядов, командиром которого был Иван Михайлович Бовкун, комиссаром – старый партизан Кихтенко Порфирий Федорович (по прозвищу «Кихта»), начальником штаба – Фигура, а командиром одного из батальонов, затем полка – Дешко Михаил; командиром одной из рот, а затем батальона – Конишевский Андрей Ильич, директор семилетней школы в селе Марковцы. Название базового отряда, а затем соединения, оставалось одним и тем же: «За Родину!». Дислоцировалось соединение в Бобровицком и Носовском районах Черниговской области (в 70 км от Киева). Между Десной и Днепром был соседний большой отряд бывшего второго секретаря Черниговского обкома партии Федорова. Но это все мы с Маклаковым узнали потом, а вначале надо было найти этих самых партизан, и не попасть снова в плен: то и дело попадались немецкие части, а также конные полицейские, от которых приходилось прятаться, и была вдобавок опасность неожиданного предательства... Один бывший железнодорожник научил нас, как перейти болото – последнее на нашем пути к партизанам препятствие: взять в руки жердь и прыгать с кочки на кочку; при этом жердь выполняет две функции: для уравновешивания и удержания на плаву в случае срыва с кочки и проваливания в болото. На осторожный вопрос, как нам дальше идти, чтобы «к партизанам не попасть» – он понимающе отвечал, что по тропинке на другой стороне болота мы как раз к партизанам и «не попадем». Прошли мы болото и, осторожно двигаясь по тропе, заметили вскоре сидящую под широкой елкой девушку, рядом с которой лежал парень. Вероятнее всего, это был дозор. Маклаков, хоть и разведчик, но побоялся идти на сближение, сказал, что не может тихо подкрадываться. Я аккуратно обошел кругом, убедился, что их только двое. Один, возможно, спит, а девушка в пальто сидит и смотрит перед собой и как будто улыбается, гримасничает. Наверное, с ребенком, подумал я, укачивает его. (Как оказалось, она смотрела в зеркальце). Мы уже знали, что подобные провокации устраивали бандеровцы: берут с собой женщину, она мирно сидит в качестве приманки, человек смело выходит к ней, заговаривает – и его хватают. Поэтому мы еще раз убедились, что их только двое, мужчина как будто спал, а между ними лежали две винтовки. Я стал обходить этот дозор, треснула ветка под ногой, девушка стала оглядываться, и я подал Грише знак зайти с другой стороны; затем подкрался еще ближе, подтянул и напружинил ноги, как это делает кошачья порода перед прыжком, бросился к ним и выхватил винтовки, из винтовок вынули патроны. Обезоружив их, стали расспрашивать: «Кто вы такие? Почему здесь? Вы – партизаны?». «Нет», – отвечают с опаской. «Не бойтесь, мы сами ищем партизан», – говорю им. Они очень просили вернуть им оружие, потому что скоро должны подойти к ним другие партизаны, и им будет неловко за свою беспечность. Мы, дабы убедиться, что вышли на действительно серьезную партизанскую часть, расспрашивали их обо всем, в том числе есть ли у них радиоприемник и какие новости на фронте. Они с удовольствием рассказывали нам, что происходит под Сталинградом. Понимая, что нельзя перегибать палку, вернули ротозеям их винтовки, предварительно спрятав патроны. Они признались нам, что находятся в дозоре и охраняют тропинку в партизанский отряд, и что скоро приедет мальчик и привезет обед. Действительно, ближе к обеду мальчик привез ведро каши с мясом, но без соли! Мы «посолили» кашу щепоткой золы – по примеру двоих партизан – и вкусно пообедали вместе с ними. Затем наказали мальчику из отряда: «Скажи, чтобы за нами приехали ваши начальники». Тогда дозорные окончательно поверили, что мы действительно ищем партизан. Мальчик сообщил в отряде командиру, что мы ждем разрешения вступить в отряд. Вскоре на пост прибыли трое. Если судить о первом, самом высоком из них, по физиономии, то можно было подумать, что он настоящий бандит или немецкий фашист: лицо продолговатое, суровое, даже страшноватое; брови срослись на переносице, мундир немецкого полицейского из синего сукна с множеством пуговиц. Это был партизан Скачок, бывший помощник машиниста. Другой был, как оказалось, командир взвода (позднее – командир роты) Николай Ильич Конишевский, младший брат командира отряда А.И. Конишевского. Наш разговор принял напряженный характер. Как потом стало понятно, именно в эту пору немцы предприняли ряд карательных зрозумив, що це наши хлопцы? Наши, к нам прийшли! До нас пришли!». На этом конфликт был разрешен. Третий приехавший был редактором Черниговской областной газеты; он глубокомысленно молчал, в разговор не вмешивался. Партизан Скачок обратился ко мне: «А у тебя что с ногами?». Я пояснил. – «А ну, садись на коня». И, видя, что мне трудно, взял меня подмышки, приподнял и помог сесть. Оказывается, мальчик сообщил партизанам, что у меня на ногах рукава фуфайки, перевязанные лыком, и что мне трудно идти. Поэтому и привели транспортное средство – специально для меня. Я поехал на коне, остальные пешком пошагали в лес к месторасположению партизанского лагеря. Случилось это событие в середине мая 1943 г.; с момента побега в конце апреля из Куреневского лагеря прошло около двух недель. На другой день утром пришел к нам человек в хромовой тужурке: начальник особого отдела (были такие должности и в партизанских отрядах). Он побеседовал с нами, проверяя нас по своей специфической методике, кто мы такие. Я объяснился, кто я и как оказался здесь (впоследствии мы подружились с этим глубоко порядочным человеком). После проверки начальник особого отдела убедился, что мы не засланные гитлеровцами агенты, а действительно бежавшие из плена, и решение о принятии нас в отряд стало окончательным. Так как у меня распухли ступни ног (порезанные осокой, когда переходил без обуви через болота), и я не мог сразу принимать участия в боевых делах, то он приказал мне работать с колеблющимися бойцами отряда (остаться в партизанском отряде или уходить домой). Я со всей страстностью взялся убеждать сомневающихся, что Красная Армия вернется, немцев погонят из Украины. Задание особиста переубедить всех, не уверенных в нашей победе над врагом, я выполнил без затруднений, так как работе с людьми нас хорошо учили в Лукояновском педучилище, а сам я даже в тяжкие времена плена не сомневался в нашей конечной победе над врагом. Из отряда никто не уходил, все воевали с врагом. Начальник особого отдела поблагодарил меня за хорошую разъяснительную работу. А первая встреченная нами с Маклаковым девушка-партизанка на посту оказалась киевлянкой Марией Тимофеевной Гакало. Она бежала от немцев к родственникам в село Макаровка Бобровицкого района и, как любой патриот своей страны, неизбежно встала на путь борьбы с захватчиками – ушла в партизаны. Когда наш партизанский край был освобожден от немцев, я дал ей адрес своих родителей и попросил: «Ты домой уйдешь после партизанского отряда, а нам – воевать дальше. Напиши моим родителям, где ты меня видела – в партизанском отряде». Она выполнила мою просьбу.