Часть вторая
ПОБЕГ ИЗ ПЛЕНА. Окончание.

Переправа через Днепр. Дорога к партизанам

На берегу Днепра, замаскировавшись, мучительно высматривали подходящий случай переправы на другой берег. Несколько лодок с людьми, возвращавшимися с Киевского рынка, нас не посадили по разным причинам. А нам дорога была каждая минута! Тогда мы перебрались ближе к самому краю воды и спрятались за большим камнем. Подошла очередная лодка, в которой у руля сидел старик, а веслами гребли женщина и девушка. Мы по воде добежали до лодки, запрыгнули в нее, легли на дно и приказали перевезти нас на восточный берег. Но хозяин лодки, боясь попасть в лапы фашистов с такими пассажирами, не решился причалить к восточному берегу. Нас, не подозревавших о подвохе, он высадил не на том берегу, а на острове. Когда он с женщинами отплыл на некоторое расстояние – им надо было поворачивать в Десну – мы догадались о его коварстве, но с досады могли лишь пригрозить ему кулаком. Да что там! Мы оказались в ловушке на острове, образовавшемся в месте впадения Десны в Днепр.

Днем пытаться продолжить переправу было опасно: заметят. Решили: как стемнеет – вплавь! Гриша возражал: «Я жил в Средней Азии, в песках, плавать не умею». «Я поплыву, – говорю, – и на лодке вернусь за тобой». (Лодки были видны на том берегу). Под вечер начал накрапывать дождь. Залезли в стожок сена и уснули. Проснулись от мужского голоса, произнесшего: «Ребята, кто там? Слазьте!». Мы затаились, приготовили кинжалы. В свете луны увидели мужика в робе. Грише шепнул: «Я свалю его, а если с ним другой будет – бери на себя второго». Я спрыгнул со стожка и подмял под себя человека в робе. «Ребята, не убивайте, – взмолился он, – я полевой объездчик. Я думал, что вы хотите увезти к себе до хаты этот стожок сена. Чем я могу вам помочь?». «Нам нужно на тот берег!». Объездчик – житель села Троещино – оказался наш человек: он уплыл на своей одноместной лодке, пригнал обратно большую (а ведь другой мог бы и не вернуться!) и переправил нас на рассвете на восточную сторону Днепра. На прощанье он указал нам путь, показал на сельский домик недалеко от берега и сказал: «Там, в селе Троещино, живет моя теща. Обратитесь к ней, она вам поможет».

Недалеко от берега стояла первая хата села Троещино. Из трубы хатенки шел дым. Мы подошли к ней, постучались. Вышла хозяйка – теща того набредшего на нас полевого объездчика. Позвала нас в хату. Она дала кое-что из крестьянской одежды, чтобы Маклаков переоделся в гражданское (а я уже из лагеря бежал в заранее подготовленном обмундировании железнодорожника), а «мундир» военнопленного сожгла в печи.

Теща нашего спасителя накормила нас завтраком из гречневой каши (какое это было наслаждение – гречневая каша!) и гречневых блинов – и ни о чем не спрашивала! Лишь сказала: «Селом не ходите: староста, подлец, может выдать. Идите задами ближе к Десне, там места болотистые, сподручнее спрятаться».

Как тебя благодарить, святая русская женщина! Когда мы, мужчины, обескураженные ошеломляющим началом войны, не смогли тебя защитить – ты все перенесла, и в критическую минуту защитила нас, чтобы мы смогли набраться сил и прогнать ворога с земли русской… Эта женщина до сих пор стоит у меня перед глазами…

Переправившись с такими приключениями через Днепр, мы двинулись вдоль левого берега Десны (левый приток Днепра) на северо-восток. В принципе я и без карты представлял себе, где было бы безопаснее идти в поисках партизанского отряда.

По дороге, когда запас продуктов закончился, нам удалось выкопать несколько картофелин в поле, а затем я подбил увесистым сосновым суком тощего грача, которого мы надеялись сварить на костре. Но не вышло: на бугре около леса мы увидели человек тридцать кавалеристов. Те заметили нас, взялись стрелять в воздух из винтовок и кричать: «Стойте!». До края леса было близко, но явно обнаруживать наше намерение уклониться от встречи с вооруженными людьми было опасно: они на лошадях могли опередить нас. Я Грише предложил: «Давай притворимся, что мы – местные и их не боимся; будем в шутку толкать друг друга и двигаться ближе к лесу». Так, озоруя и не обращая внимания на окрики всадников, мы подошли к краю леса и там бросились бежать. Мы выбрали направление сквозь кусты терновника: здесь лошади в случае преследования не пройдут – и выбрались на просеку. Там старик накладывал ивняк в емкую телегу. Мы – к нему: «Дед, перевези нас через шоссейную дорогу!». Лишь только замаскировал он нас в телеге хворостом ивняка, под)летает верховой: «Диду, ты нэ бачив хто, у двох пройшлы?». «Нэ бачу и нэ чую, бо слипый и глухой!» – ответил наш очередной спаситель. И конный ускакал дальше искать нас. Оказывается, в лесу готовили бревна и увозили в фатерлянд, а ветки поручалось убирать местным жителям; за процессом наблюдали конные полицаи. Это было у дороги Киев – Чернигов, по которой сновали многочисленные машины в обоих направлениях.

Дед довез нас до села Березовка и выпустил около своего сарая. И тут же мы увидели: с бугра съезжает целый обоз мадьяр, человек пятнадцать, и машут нам рукой. После переправы через Днепр – самого трудного, пожалуй, этапа пути, я чувствовал себя увереннее, и нисколько не испугался этих военных мадьяр. «Гриша, – говорю Маклакову, – ты уходи вон туда, а я их подожду». Мадьяры спросили меня, как им дальше проехать на Киев: надо ли повернуть направо, или же налево? Поскольку наш с Гришей дальнейший путь имел относительно рассматриваемых вариантов правое направление, то мадьярам я предложил повернуть влево, а там, за сожженным селом, откроется им Киев. Мадьяры – а они после жестокого поражения германских войск и их сателлитов под Сталинградом искали любую возможность бежать проселочными дорогами с войны домой – поблагодарили и поехали дальше.

Затем мы увидели шедшую с огорода женщину, и я попросил ее дать нам поесть, стараясь говорить на украинском. «У нас ничего нет, – ответила она. Но, подумав, сказала – Ладно, найду чего-нибудь» – и пригласила зайти. В чулане храпел полицай, как оказалось, ее муж. Он средь бела дня был пьян. Как потом не раз мы убеждались – полицаи практически всегда были пьяны: кто-то из них пытался с помощью Бахуса заглушить голос совести, а кто заливал зеленым змием мысли о неизбежной расплате. Я запер его – замок был рядом, – и забросил за угол ключ.
– Спасибо, хозяйка, за доброту: вкусно накормила нас. А чья это винтовка?
– Моего чоловика. Вин – полицай.
Полицай продолжал храпеть в чулане. Винтовку мы взяли с собой, пояснив его жене: «Это старая винтовка, мы привезем новую – скажешь ему, когда проснется». Женщина промолчала. А он оттуда и не смог бы выйти: дверь заперта, а сам сильно пьян. Как только мы вышли из поля зрения хозяйки, Гриша закинул винтовку в бурьян: нельзя идти с ней, заметят с оружием – будут с удвоенной энергией ловить.

Дальше – только стали через дорогу перебегать, слышим: собака лает с той стороны, но не видно еще никого. Мы скорее забежали в пшеницу и там залегли. Видим: в запряженном тройкой тарантасе едут вдребезги пьяные украинские полицейские и распевают песни. К счастью, собака до нас не дошла, не учуяла, и пьяная компания полицаев проехала мимо. Мы с Григорием пошли дальше, до следующего села. По пути было очень много болот, порожденных левым притоком Днепра – Десной. Мы замучились, кидаясь влево-вправо по болотам, а ближе к селу пройти было нельзя, так как на колокольне мы видели немецкий пулемет. Всю ночь брели – кругом болота – и к утру, смертельно уставшие, вышли опять на то же самое место! И мы приняли новое решение: пройти по воде под мостиком и далее вдоль берега, за кустами – и удалось дойти до следующего села. И только там мы поняли, что только что перед нами прошли немецкие части – это была карательная операция против партизан с целью выгнать их из лесного массива – но партизаны дали отпор, и оккупанты уже боятся заходить в лес.

Стоявшее на пути очередное село решились пройти ночью. Обойти его кругом было невозможно: по-прежнему мешали болота и еще не высохшие затопленные половодьем земли. Мы осторожно шли по селу; немцев не было видно. Стали обходить здание школы, и вдруг – остолбенели: на крыльце стоял часовой и смотрел на нас. Он не шевелился. Мы – тоже. Так прошло несколько мгновений. Что делать? Поворачивать назад на его глазах нельзя: сразу вызовет подозрение. Однако часовой тревоги не поднимал. Уж не спит ли он стоя? Мы решили осторожно продолжить путь дальше. Часовой не шелохнулся. Когда прошли че)рез калитку в сад – тут только окончательно дошло до сознания, что мы были на волосок от гибели. По пути наткнулись на телефонный провод – очевидно, то была немецкая полевая связь. Мы с Гришей отрезали ножом провод, намотали на руку метров 50 провода и выбросили в неприметное место, затем повторили эту операцию еще раз. Дальше мы шли с приподнятым настроением: вот уже совершили первую нашу диверсионную работу в тылу у немцев!

По пути на северо-восток вдоль заболоченного берега Десны мы встречали местных жителей, крестьян, работавших в поле на пахотных участках земли. Они нас подкармливали своими продуктами, даже в запас давали нам. Когда нас спрашивали: «Звиткиля вы йдэтэ?» (откуда мы идем), я отвечал: «Мы втиклы из плена, каторги германской. Булы в нимэтчини». «А куда идете?». – «В Сумскую область. Там нас чекають наши батькы тай мамы». Я отвечал им, сообразно моменту, на смешанном русско-украинском языке. Нам сочувствовали. Советовали в пути быть осторожней: вооруженные немцы уже второй день группами ходят по деревням…

И далее мы только лесами добирались до партизанского отряда. Дойдя до небольшой деревушки с названием Хомовцы, к домам которой практически подступало болото (весенние талые воды еще не везде сошли), мы подошли к старику, на голове которого была рваная шапка-ушанка из заячьего меха. Он нам указал, в каком домике живет учительница. Та дала нам географическую карту и подсказала: «Лучше зайдите вон в тот отдельный домик, там живет железнодорожник. Он, что вам нужно, далее расскажет и объяснит». Железнодорожник сказал: «Сейчас я вам принесу поесть, а вы потом по этой тропинке пойдете…». «Но нам только к партизанам не нужно, по тропинке мы мимо хотим пройти: нам треба в Сумску область – там родственники наши» – конспирировали мы свои действия. Он согласно кивнул головой, научил, как не провалиться в болото, используя взятую с собой жердь для балансирования, и пояснил: «Пройдете по этой тропинке, а на другой стороне болота – другая тропинка и родничок, рядом ковшик из бересты, напьетесь водички и пойдете дальше по тропинке; по ней вы пройдете мимо партизан и как раз к ним и не попадете!». Инструкции догадливого железнодорожника были как нельзя кстати. Без сомнения, мы с ним прекрасно поняли друг друга, и нужная степень конспирации была достигнута к вящему удовольствию обеих сторон.

Старый железнодорожник все расписал нам как по нотам. Болото мы прошли удачно. На той стороне увидели родничок с берестовой кружкой. Попили чистой воды. И по тропинке пошли дальше – к неминуемой и долгожданной встрече с партизанами.

Так, пробираясь со многими трудностями по заболоченному берегу Десны на северо-восток, в мае 1943 года мы добрались до Бобровицкого района Черниговской области. Это уже был партизанский край.

***

Я часто задавал себе вопрос: почему, несмотря на три неудачные попытки побега из плена, немцы меня не убили, не угнали в Германию? Что это: простое везение или провидение? Трудный вопрос. Думаю, здесь все сошлось во имя спасения души, все сработало на фоне особенностей психологии человека, независимо от того, друг или враг. Язык. Слово. Язык. Знание языка, хотя бы маломальское. Если ты можешь объясняться с чужаком на его языке – ты для него уже представляешь какой-то интерес; язык – хотя бы немножечко – роднит. Когда на меня наводили автомат и клацали затвором, я инстинктивно кричал врагу: «Nicht schissen!» – и это останавливало его. И в лагере некоторые немцы увидели в военнопленном, знавшем их язык, человека, личность, с которым интересно пообщаться, и самим почувствовать себя не тупыми убийцами, а цивилизованными людьми… вплоть до конкретной помощи ему в побеге.

Слово. Мы знаем с детства: «В начале было Слово…». «Слово – полководец человечьей силы» – сказал Поэт. Я не раз убеждался и на войне, и в гражданской жизни, и на высоких собраниях, и в быту – насколько могучей движущей силой является вовремя сказанное и к месту найденное Слово. Думаю, словом в должной мере я владел уже тогда, когда вступил в самостоятельную жизнь, и я должен быть бесконечно благодарен всем моим маленьким учителям языка (детям саратовских немцев колонистов) и взрослым педагогам – преподавателям Лукояновского педучилища, филологам, привившим нам любознательность, тягу к знаниям и, в том числе, языку, Слову.