Часть первая
НАКАНУНЕ. ПАМЯТНЫЕ
ЭПИЗОДЫ НАЧАЛА ВОЙНЫ. Продолжение.

Дорога на войну

Меня провожали 24-го июня 1941го года в г. Лукоянов, на сборный пункт, отец – Иван Алексеевич, дядя по матери Андрей Иванович Лушкин,бабушка и мать, Анисья Ивановна, да братишка с сестренкой. Подошли соседки. Женщины плакали, мужчины успокаивали, говоря, что наша армия сильна и война долго не продлится.Мне тоже казалось тогда, что через два-три месяца «...И на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом!..»

Я уехал вместе с другими призывниками в г. Горький, а оттуда нас направили в Москву, в Московское артиллерийское училище. Там мы пробыли только двое суток: шла война,фронт требовал воинов, а военком сказал нам, что война требует людей и грамотных, и малограмотных – все пригодятся. Собравшимся в здании артучилища после краткого инструктажа объявили о выезде на фронт, а также уверили, что в действующих частях нам должны присвоить офицерские звания. Через день меня назначили старшим группы и поручили сопроводить нашу группу лукояновских новобранцев в 21 человек в 36-й гаубичный артиллерийский полк, дислоцировавшийся в г. Владимир - том полку.Получил я проездные деньги (по 7 рублей в сутки на человека), и 28 июня мы поехали через Киев во Владимир-Волынский. Ехали до Киева пассажирским поездом. Фашисты уже успели в первый же день бросить бомбы на Киев. Я оставил своих людей на вокзале, а сам ушел просить у киевского военного коменданта суточные деньги.

Меня принял майор Небрат. Но денег не дал: «Были деньги, да все вышли.Питайтесь домашними лепешками».Мы так и сделали. Из Киева нас на станции провожали сердобольные киевлянки; они забросали наши платформы всякой домашней снедью; при этом какой-то наш офицер страшно злился и не разрешал нам брать от «баб» никакой стряпни, так как на фронте старшина, мол, будет кормить нас вкусной кашей. Женщины обещали молиться за нас и просили не пускать фашистов на Украину. Мы обещали.

Однако к пункту назначения доехать не смогли, так как быстро продвигавшиеся от польской границы гитлеровские войска заняли эти территории. Владимир-Волынский уже был взят гитлеровцами. Мы смогли добраться через Коростень только до г.Сарны: дальше поезда не шли, так как со стороны г. Ковеля уже доносился гул артиллерии. Наши отступали. Мы сделали попытку идти пешком дальше на запад, но начальник встречной автоколонны, усатый майор, посоветовал нам, одетым в гражданскую одежду,ехать с ними на восток: «Садитесь на мои машины, и едем назад: слышите,немцы уже близко подходят?». Он довез нас до городка Сарны. Далее пришлось вернуться в г. Коростень и начать искать воинскую часть, куда бы нам примкнуть. Мы, новобранцы из Лукояновского района, были рады влиться в любую воинскую часть, ибо кочевали по дорогам войны в самом ее начале, как говорится, бесхозными. В городе Коростене, на площади, мы слушали обращение Верховного Главнокомандующего к армии и народу 3-го июля 1941 года.Наконец, пересевшую на станции Сарны в железнодорожный состав к военным железнодорожникам нашу группу земляков-лукояновцев количеством в двадцать молодых новобранцев приписал в свой 14-й Особый железнодорожный батальон очень умный, патриотически-настроенный командир Красной Армии капитан Сушко (имени этого замечательного человека, к сожалению, не запомнил) –украинец, родом из крестьян. Мы этому были несказанно рады, так как после долгих мытарств по военным дорогам заимели, наконец, своего командира, армейское обмундирование и трехлинейную винтовку.

В железнодорожном батальоне
Нас было 20 человек (один из новобранцев умышленно отстал в Москве и через несколько дней вернулся в Лукояновский райвоенкомат. Забегая вперед, скажу, что его вновь направили на фронт, где он и пропал, и лишь после войны стало понятно, что с ним произошло, но это уже другая история). А в желдорбатальоне капитана Сушко был некомплект бойцов, потому что при первой же бомбежке его поезда около 200 «западников» разбежались по окрестным лесам и не вернулись. Бравый капитан Сушко был очень доволен, что мы пополнили его батальон. Нас распределили по ротам. Я был приписан к кузнечной роте, как бы продолжая династию кузнецов Поздяевых. Командиром ее был сорока-летний лейтенант запаса Киселев, а политруком – офицер запаса, член компартии, пожилой украинец по фамилии Рычаг. Узнав, что я закончил педучилище с одними отличными оценками, он попросил командира Сушко разрешить мне проводить политучебу в кузнечной роте под его руководством, прямо сославшись на свою малограмотность и даже слабое владение русским языком. Я выполнял эти обязанности, по его словам, хорошо. Остальные мои земляки попали в другие роты (плотничную, саперную,понтонно-мостовую и другие).Разумеется, в действующей части нам никто не присвоил офицерского звания, хотя мы в Лукоянове под руководством опытных военруков, бывших царских офицеров, Иосифа Иосифовича Ильина и Ивана Андреевича Прусакова получили полную теоретическую и практическую подготовку на офицерскую должность.В желдорбатальоне нас обмундировали в солдатскую форму, дали нам на двоих одну винтовку-трехлинейку с горстью боевых патронов. Командир приказал не беспокоиться из-за нехватки оружия: ведь оружие можно взять из рук убитого.

Вскоре после начала службы в желдорбате мы поняли,что командир кузнечной роты, Киселев, ненавидит своих подчиненных. Это выражалось и в публичных оскорблениях: называл всех трусами и паникерами; и в бессмысленных садистских приказаниях рыть окопы в полный рост в одном месте – и тут же, несмотря на кровяные мозоли на ладонях, без отдыха – рыть в другом месте. В июльскую жару, в сосновом лесу, мы работали у походного горна и наковальни в полном обмундировании и с винтовкой за спиной: он не разрешал снимать гимнастерку: а вдруг в такой момент немцы нападут? Офицеры,командовавшие другими ротами, бережнее относились к личному составу;особым уважением пользовался у своих бойцов командир понтонной роты Жуков.

Еще до начала боев мне принесли возвращенное полевой почтой письмо недавно прибывшего, по возрасту уже немолодого солдата-украинца Юрченко, с просьбой разобраться и провести политбеседу. Я собрал бойцов и предложил послушать выдержки из письма,не называя фамилии автора. В письме своей семье он описывал ужасы войны:«… кули свищять, бомбы летять,бильш мэнэ нэ побачитэ, ридны мои дитятки, ридна моя жинка…». Раздался смех: «Кто же это так красиво сочинил?». – «А вы поглядите, – отвечаю, друг на друга, и сами поймете!». Стали осматриваться и увидели: прислонился спиной к березе недавно прибывший новобранец высокого роста, лицо загорелось, глаз не поднимает, сутулится,словно в почву хочет вжаться. Стали стыдить его: «Ты зачем так пугаешь семью и панику разводишь, ведь еще и ни одного немца не видел?». Политбеседу очень эффективно провели сами бойцы.

На Припяти правый приток Днепра на ровном гладком лугу мы практиковались водить машину (на случай замены шофера, если того ранят или убьют, а в бой мы еще не вступали). Рядом была очень большая колхозная пасека, и немцами она простреливалась. Один боец по имени Давид назойливо приставал к командиру, говоря с сильным грузинским акцентом:
– Товарищ командир, разреши я пойду меда наберу!
– Да тебя убьют, немцы же наблюдают и им все хорошо видно!
– А я ползком-ползком – и проберусь.
– Ну, тогда пчелы закусают.
– А я перчатки надену, а шею обмотаю полотенцем.
И пошел Давид за добычей. Мы видели, как он дополз до пасеки, свалил один улей на землю, крышка отлетела – и Давид вытащил рамки с сотами, начал набивать в большое пятнадцатилитровое ведро. Затем пополз обратно. А за ним – густой рой пчел. Пчелы обнаружили незащищенные места на шее, на руках и начали его жалить. Тут Давид и вовсе демаскировал себя, начав упрекать чел жалобным голосом: «Пошел-пошел! Зачем меня кусиль? Я ведь не сам пришел,меня камандир послал!». Когда нарушивший пчелиную конвенцию приполз к нам в сопровождении гудящих неприятелей, ему пытались запретить сближаться, но бесполезно: он готов был куда угодно бежать от крылатых бестий. Вынуждены были впустить его.Командир слышал жалобы Давида и возмутился: «Ты зачем пчелам врешь?Говоришь, командир послал. Разве я тебя посылал? Ты же сам напросился!».Чудак Давид блаженно улыбался: сегодня он герой дня, он угостит нас медом.

Начало моей войны
За железной дорогой западнее г.Коростеня произошла первая боевая стычка с противником: немецкие танки с десантом шли на нас по заболоченной низине и, когда передние машины начали вязнуть, то отступили с обстрелянным нами из винтовок десантом. Второй бой с немцами был в районе станции Боярка (западнее Киева). Это, скорее всего, была разведка боем: немцы искали слабые участки в нашей обороне. Наш особый желдорбат перебрасывали вокруг столицы Киевской Руси с одного участка на другой; мы постоянно курсировали в районе Киева. Наводили переправы через водные преграды, взрывали мосты под носом у врага. И это все под огнем противника.Выгружали боеприпасы, строили блиндажи, рыли окопы и противотанковые рвы; с ладоней не сходили кровяные мозоли.

В кузнечной роте имелись походные горны – в них мы раздували пламя, качая ногой меха, и грели металл. Выковали тысячи и тысячи заостренных скоб, чтобы крепить бревна на мостах и гатить бревнами болота между Белоруссией и Украиной; правили колеса повозок (накладывали шины на обода), производили прочий ремонт…Немцы, уверенные в своем превосходстве над нашими войсками, решили без больших потерь, сходу взять столицу Украины психической атакой по Житомирскому тракту. Они колонной, отбивая шаг, шли по шоссе на наши позиции как на параде – все рослые, откормленные, с оружием наизготовку, – видимо, полагая, что русские не смогут это выдержать и солдаты побегут. Среди обороняющихся частей в наскоро вырытых окопах находились все бойцы нашего железнодорожного батальона, за исключением охраны поезда; мы были на острие немецкого наступления. Был получен приказ: огня не открывать, подождать, когда немцы подойдут поближе, примерно на 100 метров, затем сосредоточить огонь на их первых рядах. Когда они приблизились, мы открыли кинжальный огонь из всех видов оружия (у меня была винтовка). А дальше все было словно в замедленном кино: один ряд фашистов падает – другой переходит через трупы и идет дальше. Падает, сраженный нашим огнем, другой ряд –возникает третий. Но, наконец, нервы у фашистов не выдержали: вояки повернули вспять, да еще как побежали! Один наш офицер громко, торжествующе провозгласил: «Вишь, саксонские быки, побежали назад!».Я из своего окопа видел такое расположение сил: слева от наших позиций за деревьями в сосновом бору замаскировалась наша кавалерия, а справа от нас были песчаные дюны,там залегла пехота. Наши соседи слева и справа пропустили марширующего врага ближе к нашим позициям, и тогда мы все открыли огонь. Когда немцы развернулись назад, то вначале попытались было пройти через дюны –их там встретила пехота в засаде; тогда навстречу вылетела кавалерия с саблями наголо и принялась рубить врага.

Таким образом, встретили мы их организованно, нанесли врагу большие потери. После такого поражения у немцев больше никогда и мысли не возникало ни о каких психических атаках. Вермахт начал методично окружать Киев с юга и с севера.В последующих боях я уже стрелял из ручного пулемета (ДП – Дегтярева пехотный) – первым номером, а вторым номером, таскавшим боеприпасы
и подававшим в бою диски, был у меня кудрявый веселый одессит. В перерывах между боями он тренировал меня в немецком языке (сам он знал язык превосходно). Бои становились все ожесточеннее; опыт и боевая закалка приобретались быстро. Мы уже перестали бояться атакующих бронированных немецких чудовищ, а хладнокровно пропускали через свои позиции (наша противотанковая артиллерия была разбита) и затем сзади кидали в них бутылки с зажигательной смесью, стараясь попасть в радиатор. В этом случае танк загорался, и смесь попадала даже внутрь, и вражеский экипаж покидал машину. Однажды, когда закончились и бутылки с горючей смесью,атакованные немецкими танками, мы были вынуждены отступить в кукурузное поле: какая-никакая, а все же маскировка! А мой второй номер –кудрявый и чернявый одессит – еще до боя со станции притащил спиртное,сам хлебнул и нам предлагал, но мы отказались. В кукурузе он дошел «до кондиции» и стал кричать: «За Родину,за Сталина – ура!». Старшина Дударь говорит: «Что с ним будем делать, не пристреливать же его?». – «Вон в яме картофельной замаскируй его, и пусть отлежится», – отвечаю ему. Правда, в эту яму он и без нашей помощи упал, а там, лежа, продолжал то же самое:«…Ура!».

В этом батальоне мы служили «наколесах», то и дело высаживаясь десантом и вступая в бой на разных участках, до сентября 1941 года. Одним из населенных пунктов под Киевом, где мы оборонялись, было село Бородянка.Немцы были уже на подступах к Киеву. Перед войсками выступил маршал Буденный: «Держитесь, ребята, до последнего патрона, к вам на выручку идет третья ударная танковая армия Рыбалко… Немцы войдут в Киев только через мой труп!..» – черные смоляные усы маршала грозно топорщились. После пламенной речи маршал сел в двухместный легкий самолет;бойцы, в числе которых был и я, развернули его за хвост, самолет стал разбегаться вниз под горку по широкой поляне и быстро взмыл в воздух.А Рыбалко, видимо, получил другую задачу: в Киев не пришел. Столицу Украины пришлось сдать врагу. 19 сентября 1941 года Верховный Главнокомандующий приказал оставить Киев, так как фашисты замкнули кольцо окружения далеко восточнее города. Уходили мы с подавленным настроением. Население смотрело на наши потрепанные воинские части с молчаливым упреком. Нам было как-то не по себе, но враг был силен. Надо сказать, что в этот период появились сомневающиеся: справится ли наша армия и наша экономика с фашистской военной машиной?

Нам приказали отступать, двигаясь по направлению на Полтаву. При выходе из окружения нашу группу из молодых бойцов 14-го Особого железнодорожного батальона под командованием капитана Сушко оставили в арьергарде для сдерживания наступавших фашистов, чтобы дать возможность уйти в Полтавском направлении штабу Юго-Западного фронта (командующий – генерал-полковник М.П. Кирпонос). Мы днем и ночью маневрировали – были мы в Бахмаче, на станции Плиски и на других станциях – задерживали наступающие немецкие части. Однако в пути на открытой местности в районе Пирятина колонну штаба фронта засекла немецкая авиация, ее окружили танки противника и автоматчики. В результате нескольких атак вражеского оцепления
почти все штабники, в том числе и Кирпонос, погибли. А дальше был практически полный разгром выходящих из окружения остатков воинских подразделений, лишившихся всех видов снабжения. Наши, из желдорбата,пошли левее на восток.

Украина вся была в огне. Бомбежки. Бесконечные мелкие стычки и ожесточенные бои с врагом. Массы беженцев и стада перегоняемого на восток колхозного скота…. Все ужасы войны пришлось пережить нашему народу в начальный ее период.